|
Глава 21. Мергиона создает шедевры мировой литературы
Стихосложение - еще более глупое занятие, чем я думал, читая других поэтов.
Байрон “Я - другой”
Из дневника Мергионы Пейджер
13 января. 20:00.
Слякоть в душе и природе,
Слова и жизнь не сложилась.
Я, наверно, тупая. Обидно.
Пока это единственное хокку, которое у меня получилось. Да и то я его сама из головы выдумала, а не из этих малахольных строчек составила. А ведь так хорошо все начиналось: я за пять минут выложила классное трехстишие. Вот оно:
Веди себя как подобает
Пытаясь достигнуть нирваны
Среди непогоды и ветра
Бродил по охотничьим тропам
И хлебные крошки носил им
Проснулся на голой равнине
Задули холодные ветры
По-моему, все замечательно! Настоящая поэзия - смысла нет, рифмы нет! Все испортил Браунинг, который пришел и сказал, что трехстишие должно состоять не из семи строк, а из трех, и что он об этом уже говорил. Какая несправедливость! Я ему нагрубила, а потом обиделась.
21:15. Больше часа просидела, тупо разглядывая мерзких насекомобуквов (или насекомобуквей?). Не могу понять, как они устроены. Наверное, заглавная буква в начале - это голова. По крайней мере, когда я заглядываю им в глазки (точнее, в то место, где должны быть глазки), они отворачиваются. Пыталась посмотреть, что у них снизу - цепляются хвостиками-лапками за бумагу, не оторвешь. Выложила несколько замечательных стишков, но они все оказались неправильными. На всякий случай записала их:
На крыше построил скворечник
И долго стучал в него палкой
Теперь хоть никто не мешает
Среди непогоды и ветра
Споткнулся - и мордой о камень
Был весь в синяках и ушибах
22:05. Ну ведь гениальный же стих!
Пытаясь достигнуть нирваны
Задался вопросом: откуда
И птицы на юг улетели
Почему он не сработал? Пошла к Канарейке пожаловаться. Полчаса ломилась в дверь, а когда мисс Сью (нет, не мисс Сью, а Канарейка, Канашка и Сьючка!) открыла, то я даже слова сказать не успела, как на меня набросились, накричали, что они тоже имеют право хоть ночью отдохнуть, и у них масса работы, и почему я не соблюдаю режим дня. А от самой коньяком пахло, и в вечернем платье!
Ушла к себе, с горя написала еще хокку. Может, я поэт?
Налью ацетону ей в тушь для глаз.
Колготки испорчу затяжками!
В мире должна быть гармония.
22:15. Переписала хокку:
Глаза наполнились влагой.
И сердце наполнилось болью.
В мире должна быть гармония!
Смысл тот же, а в размер лучше попадает. Перечитала три раза, и все три раза замирало дыхание. Как не хочется возиться с этой лабудой! Поспать, что ли? Дуб вон спит как дерево.
22:40. Только легла, а меня словно молнией прошибло! Наверное, так и приходит вдохновение! Вскочила и составила обалденное трехстишие:
Пытаясь достигнуть нирваны
Вдруг роза в саду распустились
Теперь там гараж и терраса
Прямо хоть в книжке печатай! Даже жаль, что хокку неправильное оказалось. Опять пойду спать.
23:25. Не спится. Двадцать минут прочищала мозги, отрабатывая боковые удары локтями. Прочистила, села и с ходу как прижала трех японских тараканов!
Пытаясь достигнуть нирваны
Обильно водой поливают
Шаман из меня никудышный
Немножко перестаралась - “Шамана” так придавила, что теперь он хромает, бедненький.
23:50. Я поняла! Все путает строчка “Пытаясь достигнуть нирваны”! Она, гадина, ко всему подходит.
14 января. 00:00. Ура! Получилось! Я ее сделала! Пойду, обрадую Лужжа.
* * *
У исполняющего нелегкие обязанности ректора школы волшебства выдался нелегкий день. Сначала до смерти педантичный немец со своими идеями “рационального волшебства”, потом буйная Мергиона, потом странный допрос в исполнении отца Браунинга. Отходя ко сну, Югорус Лужж не верил, что тяжелый понедельник наконец завершился.
И правильно делал, что не верил.
Сон с самого начала не задался. Появились какие-то странные немецкие зомби, которые размахивали наглядными пособиями для занятий по некромантии и декламировали:
Прибежали зомби в морги
Второпях зовут отца:
“Фатер, фатер, гутен морген,
Кто-то слямзил мертвеца!”
- Спите спокойно, дорогие товарищи! - пытался урезонить их Лужж, но коварные мертвяки сменили тактику.
Они превратились в русалку, забрались на ветку сакуры и стали раскачиваться на ней, нашептывая исполняющему обязанности ректора:
- Профессор Лужж? Вы спите? Если спите, так и скажите, я тогда вас будить не буду. Профессор Лужж!
- Сгинь, нечистая сила! - пробормотал профессор магии, вместо того чтобы воспользоваться каким-нибудь действенным заклинанием.
- Я чистая! - возразила русалка, постепенно превращаясь в Мергиону Пейджер. - Я уже зубы почистила, и ноги помыла, и чакру проветрила, а тут - бац!
Лужж вздрогнул и проснулся окончательно. Когда Мергиона Пейджер говорила “Бац!”, только дурак мог отнестись к этому легкомысленно. К счастью, на сей раз “Бац” означало только лист бумаги, по которому ползали неутомимые полуфабрикаты высокой поэзии. В верхней части листочка замерли три строчки, припечатанные глубоким японским смыслом:
На дерево бубен повесил
И долго стучал в него палкой
Шаман из меня никудышный
- Поздравляю, - проворчал Югорус, - первую букву ты уже знаешь.
- Да? Где?
- Где-где… на дереве.
Мерги присмотрелась - и, действительно, буква “Р” в слове “дерево” немного увеличилась в размерах и пульсировала.
- Точно! Вот здорово! Правда, здорово, профессор Лужж? Подождите, я сейчас следующую правильную хокку составлю, вот увидите!
- А мо-о-ожно, - зевнул Лужж, - я увижу не одну правильную хокку, а все сразу? Это будет гора-а-аздо эффектней.
- Хорошо-хорошо, - заторопилась Мергиона, - только скажите, что надо делать, пытаясь достигнуть нирваны?
- Спать, - сказал ректор.
Мергиона щелкнула пальцами и убежала. Югорус пробормотал сильнодействующее снотворное заклинание Придет-серенький-волчок-и-укусити отключился, уверенный в том, что по крайней мере семь часов мирного сна ему обеспечено.
Лужж ошибся.
<< Глава 20
Оглавление
Глава 22 >>
|